1789 года включил в список товаров, подлежащих защите, пиво, кареты, кордаж, обувь, сахар, табак и табачные изделия. Однако большинство производителей вскоре стали недовольны мерами правительства, считая, что пошлины, взимаемые с иностранного импорта, были слишком низкими и недостаточно защищали их бизнес. Министр финансов Гамильтон, казалось, был больше заинтересован в получении доходов для финансирования федерального долга, чем в предоставлении защиты механикам и производителям. Гамильтон, конечно, предвидел будущее не лучше других основателей; но, не поддержав ремесленников и производителей, которые были начинающими бизнесменами будущего, он совершил свою самую большую политическую ошибку. Она дорого обошлась федералистам.

Федералисты не только отказались взимать высокие защитные тарифы, но и начали облагать продукцию ремесленников прямыми налогами. Когда в 1794 году Гамильтон и администрация Вашингтона прибегли к введению акцизов на американские товары, ремесленники и производители, особенно в среднеатлантических штатах, встревожились. Сначала федеральное правительство обложило налогом нюхательный табак, сахар-рафинад и кареты, подразумевая, что за этим могут последовать акцизы на другие товары. В мае 1794 года в Филадельфии крупные производители табака и сахара организовали акцию протеста сотен ремесленников и торговцев против акцизов. Федеральные акцизы напрямую затронули 15 процентов производителей города, а косвенно - гораздо больше. Представители производителей утверждали, что эти "младенческие отрасли" нуждаются в "заботе правительства", и осуждали акцизы как нереспубликанские. По их мнению, вместо того чтобы облагать налогами промышленность и новый вид предпринимательской собственности, появляющийся на , правительство должно облагать налогами земельные и имущественные богатства.

Но федералисты, сосредоточившись на поддержке устоявшегося дворянства и купцов, занимающихся импортом товаров из-за границы, проигнорировали мольбы ремесленников и торговцев. Несмотря на свой доклад о производстве, Гамильтон считал, что американцы - "и должны быть таковыми в течение многих лет - скорее сельскохозяйственный, чем производственный народ". С ним соглашались и другие федералисты. Богатый торговец из Новой Англии и убежденный федералист Стивен Хиггинсон отвергал все американское производство как "не имеющее никакого значения" и делал все возможное, чтобы задушить попытки ремесленников организоваться. Хотя многие джентльмены-федералисты считали протестующих филадельфийских ремесленников и механиков "низшим классом людей", которые "невежественны, но безобидны", некоторые из фабрикантов на самом деле были очень богаты, их доходы почти равнялись доходам самых богатых джентльменов в городе.77 В целом, конечно, республиканцы на Севере, как правило, обладали меньшим богатством, чем федералисты; в 1790-х годах кандидаты-республиканцы в Филадельфии, например, обладали примерно половиной среднего богатства кандидатов-федералистов.78 Но это были не бедняки, и они не были чем-то несущественным.

Таким образом, северных республиканцев поддерживали самые разные социальные интересы - от довольно состоятельных промышленников и предпринимателей до подмастерьев и простых рабочих. В 1790-х годах эти в основном средние слои населения все чаще объединялись в гневной реакции на презрение, с которым к ним относились дворяне-федералисты. Федералисты противостояли каждой попытке северных ремесленников организоваться, чтобы их успех, как выразился один писатель-федералист, "не вызвал аналогичных попыток среди всех других категорий людей, живущих ручным трудом".79

Эти поднимающиеся рабочие и предприниматели Севера на самом деле были главными участниками капиталистического мира, которого начали бояться республиканцы Юга. Гамильтон и те немногие биржевики, спекулянты и богатые купцы, которые поддерживали его финансовую программу, сами по себе никогда не смогли бы создать тот средний коммерческий мир, который зарождался в северных штатах. Конечно, именно стабильная политическая структура федералистов и финансовая программа Гамильтона сделали возможным экономическое развитие ; но в конечном итоге именно простые деловые ремесленники и коммерческие фермеры Севера наиболее полно использовали эту политическую структуру и эту финансовую программу для создания бурно развивающейся капиталистической экономики ранней Республики. Хотя многие из этих северных ремесленников и фермеров стали сторонниками Республиканской партии, южные лидеры этой партии, Джефферсон и Мэдисон, едва ли понимали разнообразие социального и секционного характера своих последователей.

Эти разнообразные и в конечном счете несовместимые секционные и социальные элементы объединяла всеобъемлющая и общая идеология. Эта республиканская идеология, включающая в себя глубокую ненависть к разросшейся центральной власти и страх перед политическими и финансовыми механизмами, поддерживающими эту власть - раздутой исполнительной властью, высокими налогами, постоянными армиями и вечными долгами, - была унаследована от английской радикальной традиции уигов "страна-оппозиция", которая была обострена и американизирована во время революции. В 1790-х годах эта идеология приобрела особую актуальность благодаря монархически-подобной политике федералистской администрации.

По мнению сторонников радикальной идеологии вигов, система Гамильтона угрожала воссоздать правительство и общество, которые, как считали многие американцы, были разрушены в 1776 году. Такое иерархическое общество, основанное на покровительственных связях и искусственных привилегиях и поддерживаемое раздутой исполнительной бюрократией и постоянной армией, со временем, по мнению республиканцев, разрушит целостность и независимость граждан-республиканцев. Федеральная программа Гамильтона, включавшая финансирование революционного долга, принятие на себя долгов штатов, введение акцизов, создание постоянной армии и национального банка, казалось, напоминала то, что сэр Роберт Уолпол и другие министры делали в Англии ранее в этом веке. Казалось, что Гамильтон использует свою новую экономическую систему для создания разросшейся фаланги тех, кого Джефферсон назвал "биржевыми и королевскими джобберами", чтобы коррумпировать Конгресс и укрепить исполнительную власть за счет народа, как это делали британские министры XVIII века.

Как только республиканцы ухватились за эту идеологическую схему, все меры федералистов встали на свои места. Изощренная пышность "двора", аристократические разговоры о титулах, расширение армии, рост налогов, особенно акцизов, опора на монархического президента и аристократический Сенат - все это указывало на систематический план, как заявило в 1793 году графство Каролина в Виргинии, "ассимиляции американского правительства с формой и духом британской монархии". Самым главным и опасным из всего этого было создание федералистами огромного вечного федерального долга, который, как объяснил губернатор Нью-Йорка Джордж Клинтон, не только отравить нравы людей спекуляциями, но и "добавить искусственную поддержку администрации, и с помощью своего рода подкупа привлечь богатых людей сообщества на сторону мер правительства. . . . Обратитесь к Великобритании". В глазах республиканцев это была новая борьба с коррумпированным монархизмом 1760-1770-х годов.80

 

5.Французская революция в Америке

Французская революция началась в 1789 году, в тот самый момент, когда в Америке формировалось новое национальное правительство. Когда за собранием Генеральных эстетов в мае 1789 года последовало формирование Национального собрания Франции в июне, падение Бастилии в июле и Декларация прав человека и гражданина в августе 1789 года, американцы могли только сделать вывод, что Франция находится на пути к подражанию их собственной революции. Большинство американцев с благодарностью вспоминали, как Франция пришла им на помощь во время их революционной борьбы с Великобританией. Теперь американцы возвращали этот долг, распространяя дух свободы за рубежом. Они надеялись, что их революционные идеалы со временем распространятся на весь мир.

Либеральный дворянин маркиз де Лафайет, который в